Селиванова и Шилова, Александр Милов, он сейчас в Сибири каторжный срок отбывает, по всем правилам. С ним Императоры, как с Шиловым да Селивановым не беседуют. Тяжело ему сейчас за ересь свою отдуваться. Кроме того, есть еще где-то в другой стране Кузьма Лисин. Это Кормчий вообще без паруса. Управляет ими из далека, всё, что прикажет, всё выполняют. Так вот, великий учитель и кормчий безумный, Кузьмич, эту идею с похищением документов и придумал. Ваньку и Федьку втянул. А те и друга своего бесшабашного, который старшего приказчика убил, что бы тайну сохранить. Хотел Кузьмич обменять Сашку Милова на документы и чертежи. Так как никакие деньги не помогали, потому как сам император контролировал его каторгу. Подговорил Ваньку и Федьку документы забрать и инициировать пожар, через фосфор, приобретенный у жадного торговца с Курска. Забрать документы сумели, и пожар устроить тоже смогли. Только брата погубили и в могилу свели в тяжелых страданиях. Узнал я об этом, когда вы поиски начали. Поздно было уже остановить что-то. Вначале хотел этому старому еретику голову проломить, но Федьку жалко, а он стервец уже все Настеньке рассказал. Она в слезы, а у нас ребенку быть, беременная она. Ей волноваться нельзя. Помоги да помоги, один брат на свете остался! Ну что мне делать, надо было помогать. Когда подслушав возле дверей разговор с доктором и узнал, что вы ехать собрались в дом Ваньки, я вас опередил. К дому первым, с Федором прилетел, потом бабский платок на голову накинул да вас за собой в сторону и увел. Не впервой, в разведке на Кавказе часто так делал с противником. Возле церкви и Настя меня ждала.

– Успокойся, Пашка, хватит этим бесам правду говорить, опомнись! – вновь обратился купец к унтер-офицеру.

– Знаешь, Кузьма, бежи ты, пока можно. Бежи, не стой. Не слушай! Ты мне не нужен. Помни, Кузьма, предупреждаю я тебя, появишься на пути моем с Настей и нашим ребенком, я тебе голову оскоплю, – зло сказал Кудинов, посмотрев в сторону купца.

– Да, Кузьма Кузьмич, уходите подобру-поздорову. Между нами нет больше ничего. Да Вани и Феди больше нет. У нас с Павлом теперь своя дорога. Идите от греха подальше. Господь вам судья. Верьте в ересь вашу, а мы с Богом останемся. Идите, не злите Павла Фёдоровича, – спокойно сказала девушка.

Унтер-офицер внимательно послушал жену. Улыбнулся и продолжил: «Вы только, Евграф Михайлович, плохого не подумайте. Я вас зауважал. Вы человек серьезный. Застрелить не пытался. Если бы хотел, то застрелил бы. В сторону стрелял, для острастки, чтобы за мной не ходили. Как только достаточно от дома отвел, Федька в то время по голове Петра Владимировича ударил и отключил его на некоторое время. Я все ваши команды слышал, спрятавшись за сараем. Пластун я. Мне таиться и скрываться не впервой. Передайте Петру Владимировичу, пусть тоже зла не держит. Зачем возле дома было оставаться? Ехал бы за городовым. А то нет, остался, не послушал команды. Вот и получил. Жалко его, но что поделаешь, но не сильно ударил. Я его видел, оклемался он быстро».

– А второй кто стрелял возле церкви? – спросил заинтересованный сыщик.

– Второй? Это не стрелок, это Настя, жена моя. Она по вам не стреляла, тоже в сторону. Не осталась дома, за меня боялась, решила подстраховать. Стрелять из револьвера я её давно научил. Дорога у нас долгая, тяжёлая предстоит. Новую жизнь надо начинать. Ко всему приходится готовиться. Не дал этот упырь спокойно пожить в Туле, – сказал унтер-офицер, не обращая внимания на Платинина.

Купец, по-видимому, поняв, что дороги у них с Кудиновым разошлись, решил покинуть дом. Предварительно захватив свои холсты с портретами.

– Прощайте, Павлуша и ты Анастасия. Не поминайте лихом! Одну коляску заберу, а вторую вам оставлю. Ты, Павлуша правильно придумал две коляски взять с моего двора. Видишь и понадобились, – сказал купец.

Никто не среагировал. Все молчали. Он гордо поднял голову и вышел из горницы, громко хлопнув дверью.

– Ну, а дальше? – спросил Тулин, понимая, что помешать побегу купца в этой ситуации он не сможет.

– Затем, Федька да Кузьмич мертвого Ивана забрали и схоронили где-то. Да портреты свои еретические и картинки скопцовские, черт бы их утащил, тоже с собой забрали.

– Ну а как ты, Павел Федорович, узнал про курского приказчика и зачем ты убийцу к нему подослал?

– Никого я не убивал и никого не подсылал. Я ж говорю, что трое у этого хрыча в подмастерьях ходили. Алексинский дружок Фёдора, Герасим Кондратьев, который за убийство по неосторожности отсидел в Белёвском замке. Да друзья его, Мишка Коновалов и Егор Пустов. Оба они отбывали сидку за темные дела, которые случались на дорогах и трактах под Калугой. Там в одно время купцов грабили, в том числе и с убийствами, – сплюнув на пол, спокойно заявил Кудинов.

– А кто же убил приказчика? Или кто приказал убить его?

– Как-то раз Брежнёв уточнил у меня, не знаю ли я, где в Туле оптом спичками торгуют? Понял я, что скоро найдете торговца, который фосфором, как дьявол серой торговал. Сообщил я Федьке, а тот, видимо, своему другу. Больше ни на что ума не хватило у них, как убить приказчика и самим попасться.

– А в Барсуках тоже ты?

– В Барсуках? Да, я стрелял по лошади. Хотел, чтоб расшиблись, но не до смерти, берег там не очень крутой. Но загреметь в постель на неделю, другую могли. Тогда получилось бы Федору сбежать с Платининым и нас в покое оставить, с Настей. Бог угрозу от вас снова отвел. Убивать не хотел.

– Ну а как узнал, что мы с обыском именно к купцу поедем?

– Это случайно, понравился я видно вам. В доверие вошёл. Вот вы меня и взяли с собой. Прикинул я, кроме купца там делать нечего. Ночью я Насте рассказал, по чью душу вы в той стороне хотите оказаться. Попросила она меня в последний раз помочь этому упырю и согласилась в бега. Делать больше нечего, сегодня или завтра всё раскроется. Поэтому, дороги у нас разные с ним. Решил я у трактира ждать, думаю, всё равно пригласите, без меня не обойдётесь. Надо было выручать этого упыря. Если бы сюда не приехали, то пришлось бы другой план придумывать. Пока вы допрос проводили на Киевской, мы перемигнулись. Он всё понял и сказку вам рассказал про эти метки. На самом деле она давно у него была заготовлена на подобный случай.

– А что делать-то теперь будешь, после всего этого? – спросил сыщик.

– А конец сей сказки следующий. Все в руках Господа Бога. Я свое обещание, перед Настей, выполнил. Кузьму спас и почти из тюрьмы вытащил. Мы сегодня с Настей убежим из Тулы. Следов много оставлено, скоро всё тайное станет явным. С военной службы я уволен, искать меня не будут пару дней. Пока вас не освободят. Мест в России много, где укрыться от вашего брата. Так что лихом не поминайте. Мне до их ереси все равно, наплевать на них, – заявил Кудинов.

– Так беги, Павел Федорович! Только скажи мне, а где чертежи? – с этими словами сыщик, до сих пор внимательно слушавший унтер-офицера, сделал шаг вперёд.

– Стой, где стоишь, барин, а то стреляю. Не хочешь спуститься в подвал, тогда выбора ни оставляешь. Как я убежать смогу? Мне время нужно. Уйду, потом весточку к концу дня отправлю через мальчонку какого, к Бестужеву или Брежнёву. Там опишу что вы здесь, в этом доме. По-другому не получится.

– А если спущусь, расскажешь? – уточнил сыщик.

– Расскажу, обещаю. Спускайтесь барин. Все свои ответы получите. Или придётся порешить обоих, – Кудинов и Настя прицелились, было видно, что шутить они не будут.

– Хорошо, Павел Фёдорович, но помни про своё слово. Полезли, Егорыч, в подвал, – сказал сыщик и первым начал спускаться.

Унтер-офицер прикрыл лаз. Осталась половина, которая не позволяла ни вылезти, ни стрелять. Сам Кудинов стал именно так, чтобы не быть пораженным пулей. В подвале было темно и пахло сыростью